В этой тематической статье о нейробиологе Марке Льюисе и его новой книге обсуждается его теория, которая ставит под сомнение современный консенсус в отношении наркозависимости как болезни мозга, утверждая, что «на самом деле это сложное культурное, социальное, психологическое и биологическое явление», как NDARC Профессор Элисон Риттер описывает.
Долгое время Марк Льюис испытывал чувство стыда всякий раз, когда вспоминал ту ночь.
«Мы думали, что ты мертв», — обвинял один из его товарищей, наклоняясь над ним. Полуголый Льюис лежал в ванне. «Мы как раз говорили о том, что делать с телом».
Льюис был только в начале своего увлечения опиатами. После этой передозировки он бросил университет и не продолжал учебу еще девять лет. При следующей попытке он преуспел в клинической психологии, когда попал на первую полосу местной газеты. Его поймали, когда он совершал набег на аптеку в поисках вкусностей, надеюсь, демерола или метедрина. Это было небрежно; он успешно проворачивал три или четыре взлома в неделю.
Это было 34 года назад. Профессор Марк Льюис, которому сейчас 64 года, занимается нейробиологией развития и работает в Университете Радбуда в Неймегене, Нидерланды. Он подробно описывает свои ранние подвиги в «Мемуарах зависимого мозга» 2011 года с захватывающими подробностями, которые должны вызвать у вас некую биохимическую реакцию. Его новая книга «Биология желания: почему наркомания не болезнь» укрепляет его имидж рок-звезды нейробиологии, громко бросая вызов статус-кво.
Распространенная теория в Соединенных Штатах и в некоторой степени в Австралии состоит в том, что наркомания — это хроническое заболевание мозга — прогрессирующее, неизлечимое состояние, которое можно сдержать только с помощью страха воздержания. Существуют вариации этой модели болезни, одна из которых стала основой 12-шагового восстановления и пробным камнем подавляющего большинства реабилитационных программ.
Льюис утверждает, что зависимость — или зависимость, как мы бы назвали ее в Австралии, — это результат «глубокого обучения», вероятно, вызванного стрессом или отчуждением. Его можно должным образом разучить, создав более сильные синаптические пути с помощью лучших привычек.
Для индустрии лечения в США с оборотом в 35 миллиардов долларов вывод о том, что борьба с зависимостью как с медицинской проблемой должна быть лишь небольшим элементом более целостного подхода. Проблема в том, что существует много личных интересов и финансовых вложений в увековечивание модели болезни.
По крайней мере, в науке есть консенсус. Как объясняет Льюис Fairfax Media, постоянное употребление алкоголя и наркотиков вызывает ощутимые изменения в мозге. «Мы все согласны с этим, — говорит он. «Изменения происходят в реальной схеме, в синапсах, которые соединяют полосатое тело с другими частями.
«Чем дольше вы проводите в состоянии зависимости, тем больше сигналов, связанных с вашим наркотиком или напитком, будет активировать дофаминовую систему», — говорит Льюис. В то время как высвобождение дофамина, называемого химическим веществом хорошего самочувствия, увеличивается, наблюдается снижение активности в областях мозга, ответственных за суждения и принятие решений.
По данным всемирно влиятельного американского Национального института злоупотребления наркотиками (NIDA), эти нейробиологические изменения свидетельствуют о заболевании головного мозга. Льюис не согласен. Он утверждает, что такие изменения вызываются любой целенаправленной деятельностью, которая становится всепоглощающей, такой как азартные игры, сексуальная зависимость, интернет-игры, изучение нового языка или инструмента, а также действиями с сильной валентностью, такими как влюбленность или религиозное обращение. . И хотя Американская медицинская ассоциация, возможно, классифицировала алкоголизм как болезнь в 1956 году, а ожирение — в 2013 году, она не зашла так далеко, чтобы аналогичным образом поразить любовь или католицизм.
«Это применимо даже к зарабатыванию денег», — говорит Льюис об этом глубоком обучении. «Были исследования, показывающие, что люди, принимающие важные решения в бизнесе и политике, также имеют очень высокий уровень метаболизма дофамина в полосатом теле, потому что они постоянно преследуют цель».
Результат постоянной стимуляции этой системы вознаграждения позволяет пользователю сосредоточиться только на текущем моменте. «Вы не можете думать о завтрашнем дне или следующей неделе», — говорит Льюис. «Вы потеряли представление о том, что вы находитесь на линии, которая тянется из прошлого в будущее. Вы просто втянуты в этот вихрь, который является настоящим».
В то время как концепция болезни предполагает, что человек, который стал воздерживаться, навсегда останется в опасной ремиссии, Льюис утверждает, что новые привычки могут заменить старые. «Люди должны быть действительно готовы, потому что должен быть мощный толчок к другим целям», — говорит Льюис. «Цели в их отношениях и ощущении целостности, связи и контроля. Стриатум сильно активирован и ищет другие цели, с которыми можно соединиться.
«Было исследование, проведенное на наркоманах кокаина, алкоголя и героина, и оно показало, что через шесть месяцев или год после их воздержания в префронтальной коре были участки префронтальной коры, которые ранее демонстрировали снижение плотности синапсов из-за недостаточного использования, которые вернулись к нормальному состоянию. базовый уровень, а затем вышел за пределы базового уровня. Это указывает на рост новых мощных синаптических сетей, и если вы устанавливаете новые пути, то вы деактивируете старые пути, потому что они используются меньше».
Льюис, конечно, не первый ученый, который считает, что «большинство людей, которые становятся зависимыми, испытывают какое-то одиночество, депрессию или отчуждение». Он цитирует психолога Стэнтона Пила, который с 1970-х годов опровергал идею о том, что зависимость — это приобретенное поведение, на которое влияют личные страдания, и нейропсихофармаколога Карла Харта, написавшего собственные душераздирающие мемуары и настаивающего на том, что «наркотики — это не наркотики». проблема», скорее, это драконовские законы о наркотиках и маргинализация.
Неоспоримым является то, что концепция болезни, которую они отвергают, глубоко укоренилась в нашей культуре, в основном благодаря Анонимным Алкоголикам. Может быть несколько американских телесериалов, в которых не изображен выздоравливающий алкоголик, покидающий свое место в кругу стульев, чтобы попытаться контролировать собственное пьянство. Когда обреченный персонаж впадает в драматический рецидив в баре, сообщение подкрепляет «Миннесотскую модель» болезни, принятую АА в 1950-х годах: алкоголизм — это недобровольная инвалидность, а не симптом основной проблемы.
Первый из 12 шагов АА гласит: «Мы признали, что бессильны перед алкоголем», а литература АА предписывает передать бразды правления высшей силе, что противоречит убеждению Льюиса в том, что трезвость требует самоутверждения. Говорят, даже если кто-то из членов усердно посещает собрания в церковных залах, их болезнь заключается в том, чтобы «отжиматься на парковке». Другими словами, осмелитесь перестать посещать собрания, и это вас сильно ударит.
Льюис не полностью дискредитирует АА, в котором в Австралии насчитывается около 20 000 членов, но он предполагает, что, хотя 12-шаговое выздоровление «работает для некоторых наркоманов, оно способствует развитию своего рода посттравматического стрессового расстройства».
Что касается реабилитации, он признает, что лекарства должны быть в качестве дополнения для тех, кто проходит через периоды отмены и поддержки, «но вам не нужно идти в реабилитационный центр, который стоит 50 000 долларов в месяц, потому что там есть медицинское обслуживание, которое оказывается быть чушью, разбавленной встречами по 12 шагам, групповыми встречами и иппотерапией.
«Это действительно мошенничество, — говорит он, — когда есть лучшие способы, такие как амбулаторная реабилитация. При этом вас не уносят в какую-то пастырскую среду, тратят месяц на очищение, а затем отправляют обратно в больницу. среда, в которой вы стали зависимыми, что является подготовкой к рецидиву и дальнейшим затратам».
Профессор Стив Олсоп из Университета Кертина обеспокоен тем, что модель болезни чрезмерно упрощает проблемы с наркотиками и алкоголем, предлагая универсальную оценку и лечение. Как директор Национального научно-исследовательского института лекарственных средств (NDRI), базирующегося в Перте, он играет важную роль в политике более многогранной модели общественного здравоохранения в Австралии. Эта модель выступает за снижение вреда с воздержанием на одном конце спектра.
«Это не то же самое, что анархия, — смеется он, — я ничего не предлагаю. Но некоторые люди находят критически важным стационарное лечение или долгосрочную помощь в коллегиальном сообществе, таком как АА, или им помогают определенные фармакотерапевтические методы. , Ни один подход не был продемонстрирован как «путь».
Поскольку в США не было бесплатной или субсидируемой системы здравоохранения, которой пользуются в Соединенном Королевстве и Австралии, у человека должно быть определенное заболевание, чтобы лечение покрывалось медицинской страховкой, поэтому NIDA классифицирует зависимость как хроническое заболевание мозга. облегчает этот процесс.
Кит Хамфрис, профессор психиатрии в Стэнфордском университете, говорит, что Национальный институт здравоохранения США (частью которого является NIDA) финансирует 90 процентов мировых исследований зависимости, и это финансирование сокращается, что «разрушительно для этой области».
Карл Харт жаловался, что, в отличие от модели болезни, он больше не получает финансирования. Как говорит Льюис: «Нельзя кусать руку, которая тебя кормит».
Профессор Сюзанна Фрейзер является руководителем Австралийской программы исследования концепций социальных исследований NDRI и одним из авторов книги «Привычки: изменение зависимости». Она говорит: «Нейронаучный подход к лечению активно продвигает NIDA под руководством его директора Норы Волков, которая считает, что если назвать зависимость болезнью, это снизит стигматизацию.
«Похоже, что подход Волкоу к зависимости отчасти основан на ее собственном опыте употребления наркотиков в семье — в [The] Huffington Post она назвала алкогольную проблему своего деда «болезнью свободы воли». опыта, однако исследование NIDA представлено так, как будто оно достигло беспристрастной точки зрения, с которой оно может рассказать нам правду о наркотиках и зависимости».
Профессор Элисон Риттер, директор Программы моделирования политики в отношении наркотиков в Университете Нового Южного Уэльса, говорит, что когда модель болезни была впервые принята NIDA, она должна была как снять стигматизацию зависимости, так и, сделав ее медицинским состоянием, дать право на государственное финансирование лечения и исследований.
В течение 1990-х годов, известных как «десятилетие мозга», достижения в нейробиологии и визуализации мозга означали, что «технологии догнали терминологию», — говорит Риттер. «Казалось, произошел переход от термина «болезнь» как риторического приема к чему-то, во что американцы верили буквально. Это упрощает зависимость вплоть до химии мозга. На самом деле это сложное культурное, социальное, психологическое и биологическое явление».
Риттер предсказывает усталость с помощью модели болезни мозга. «Это не привело ни к каким новым технологиям лечения, ни к уменьшению стигмы, ни к улучшению числа людей, которые испытывают проблемы с зависимостью», — говорит она. «Так что в каком-то смысле есть место, чтобы задать вопрос: «Для чего это было полезно?»
На данный момент Льюис с нетерпением ждет возможности услышать о «прогрессивно звучащей» системе в Австралии, когда он выступит на Мельбурнском фестивале писателей 30 августа, а затем 6 сентября на Фестивале опасных идей в беседе с Иоганном Хари, автором книги «В погоне за криком». : Первые и последние дни войны с наркотиками.
«Я согласен с его [Хари] акцентом на важности связи», — говорит Льюис. «Он говорит, что «война с наркотиками» — это совершенно неправильный термин, и я тоже с этим согласен».
Не все встречи Льюиса, вероятно, будут такими гармоничными – он гарантированно теряет друзей и отталкивает людей на каждой конференции, которую посещает, хотя он особенно держится за па-де-де с Норой Волкроу из NIDA.
«Я уверен, что есть люди, которые думают, что я мошенник», — смеется Льюис, когда его спрашивают, могут ли некоторые исследователи ворчать, что он предвзят из-за своей собственной истории успеха отказа от наркотиков по-своему. «Эта новая книга получила три отзыва покупателей на Amazon еще до того, как она вышла, и поставила ей одну звезду. Эти люди заявили, что я, должно быть, мудак: «Если Льюис — ученый, то я — астрофизик». Они, вероятно, думают, что я оправдываю себя. Но я думаю, что у меня достаточно хорошая репутация».
Олсоп считает, что общепринятый подход Льюиса является хорошим инструментом для обсуждения этих столкновений парадигм. «Те из нас, кто работает в секторе общественного здравоохранения, должны гораздо эффективнее информировать общество», — говорит он.
Сам Льюис знает, что успех его книги — палка о двух концах. «Я участвовал в этом ток-шоу в Нью-Йорке, и один из звонивших умолял меня: «Не забирайте это у нас. Мне это нужно, чтобы продолжить мое выздоровление». Это очень душераздирающе для меня. Я не хочу отнимать у кого-то что-то, что заставит их чувствовать себя лучше. Я просто думаю, что в целом модель болезни приносит больше вреда, чем пользы».
Профессор Марк Льюис появляется на фестивале писателей в Мельбурне, Дикин Эдж, 30 августа, и на Фестивале опасных идей, в Сиднейском оперном театре, 6 сентября.
Разве зависимость не передается по наследству?
Известные эксперты по зависимостям, такие как доктор Дрю Пински, продвигают идею о том, что «если у вас нет гена, вы не заболеете».
Нейробиолог и писатель Марк Льюис говорит: «Нет гена зависимости или даже группы генов. Скорее, это комбинация признаков, каждый из которых имеет определенную генетическую нагрузку, такую как импульсивность, терпимость к фрустрации и чувствительность к отторжению.
«Даже высокий или низкий IQ может быть генетическим фактором, потому что оба могут сделать вас уязвимыми к различным видам стресса окружающей среды».
По словам Льюиса, спутниками зависимости являются тревога, синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ) и обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР), которые, как правило, являются наследственными чертами, которые могут быть вызваны стрессом или стыдом, такими как травма, потеря отношений или работа. и социальное разрушение или угнетение.
Профессор Кертинского университета Сюзанна Фрейзер говорит, что примерно 10 лет назад научное внимание было сосредоточено на генетике зависимости, «но с тех пор генетики признали, что гены слишком сложны, чтобы вызывать зависимость».
Биологические причины, по ее словам, привлекательны, потому что они не заставляют нас подвергать сомнению наше социальное устройство. Гены, нейрохимия, гормоны, по ее словам, «иногда все это представлялось как основа сложных социальных проблем, таких как зависимость».